Энергоперекос
.
.
– Насколько хорошо развит индонезийский топливно-энергетический комплекс (ТЭК)?
– Ключевую роль в энергобалансе Индонезии играют уголь – 39,6%, нефть – 34% и природный газ – 16%. На долю возобновляемых источников энергии (ВИЭ) приходится порядка 7,6%, гидроэнергетики – 2,8%. В то же время в структуре электрогенерации уголь занимает 61,4%, газ – 18,2%, ВИЭ – 10,2%, гидроэнергетика – 8%, нефть – 2,1%.
Таким образом, базовым энергоресурсом и источником электрогенерации в стране остаётся уголь. Его доказанные запасы в Индонезии оцениваются примерно в 35 млрд т. При этом по общему объему добычи угля страна занимает третье место, уступая Индии и Китаю. А по энергетическому эквиваленту – второе, после КНР. Добыча ведётся в основном в провинциях Восточный и Южный Калимантан, а также Южная Суматра. Как правило, производство осуществляется относительно недалеко от побережья, поскольку на островах нет разветвленной сети железных дорог. Около 90% всей добычи приходится на частные компании. В последние десятилетия производство угля в Индонезии, хоть и с переменным успехом, но росло. Например, где-то в середине 2000-х оно составляло более 200 млн т в год, к середине 2010-х – уже свыше 400 млн т. В 2022 году из недр извлечено рекордное количество угля – 687 млн т, из которых экспортировано 494 млн т.
Кстати, уголь в структуре всего индонезийского экспорта сегодня является основой. Не так уж и давно примерно такую же роль во внешней торговле страны играли нефть и природный газ, однако к настоящему времени ситуация кардинально изменилась.
Так, с 1962-го по 2008-й год включительно Индонезия была нетто-экспортёром нефти и единственной страной ЮВА, которая состояла в Организации стран-экспортёров нефти (ОПЕК). В 2009-м она приостановила своё членство в ОПЕК – продолжала отправлять на экспорт свою лёгкую нефть, но значительно бóльшие объёмы ей пришлось закупать по импорту. А в 2016 году Индонезия признала себя нетто-импортёром нефти и окончательно вышла из картеля.
.
.
Основная проблема заключалась в том, что запасы введенных в эксплуатацию месторождений постепенно истощались. Соответственно, проекты их разработки в определённое время перешли в стадию падающей добычи. В итоге пик добычи нефти был пройден в 1995 году, когда объёмы производства достигли порядка 1,6 млн баррелей нефти в сутки (примерно 78 млн т в год). Дальше показатели неуклонно сокращались и к 2005-му добыча была уже в районе 1 млн баррелей в день (49 млн т в год). А с 2011-го по 2021-й год производство сократилось с 46,3 млн т до 33,8 млн т. Сейчас же этот показатель стремится уже к 610-630 тыс. баррелей в сутки (30 млн т).
Параллельно с этим в Индонезии растёт спрос и на нефтепродукты. Однако страна не в состоянии обеспечить свои потребности только за счёт собственных ресурсов. В частности, под контролем индонезийской государственной нефтегазовой компании Pertamina на данный момент находится шесть нефтеперерабатывающих заводов (НПЗ). При этом самый молодой из этих НПЗ был построен в 1994 году в Балангане в Западной Яве, а за последние 25 лет в стране не проводилась серьёзной модернизации нефтеперерабатывающей отрасли, не было построено и ни одного нового НПЗ. Поэтому крайне актуальна проблема устаревания соответствующих мощностей. Всё это вылилось в то, что одной из основных статей индонезийского импорта стали продукты нефтепереработки.
Сейчас потребление нефтепродуктов в Индонезии составляет где-то 1,5 млн баррелей в сутки, а внутреннее производство – лишь порядка 0,6 млн баррелей. Остальное страна вынуждена компенсировать за счёт импорта.
Столь плачевная ситуация сложилась в Индонезии буквально в последнее десятилетие. И, в принципе, тут нечему особо удивляться. Долгое время индонезийское государство само не уделяло должного внимания проведению поисково-разведочных работ на нефть и необходимости введения в эксплуатацию новых месторождений. А проводимая властями политика ресурсного национализма, предполагающая запрещение вывоза нефти за рубеж и директивное перенаправление экспортных объёмов на внутренний рынок, серьёзно снизила интерес иностранных инвесторов к нефтяному сектору страны. Теперь вряд ли удастся эту проблему быстро решить. Достаточно сказать, что разведанные запасы нефти Индонезии сегодня составляют лишь менее 300 млн т. С 1980 года они сократились почти в 5 раз, причём, более, чем вдвое только за последние два десятилетия.
.
.
Очень похожая ситуация и в индонезийском газовом секторе. Начнём с того, что разведанные запасы природного газа страны, начиная с 2009 года, поступательно снижаются. За этот период их объем сократился почти в 2,5 раза – до чуть более 1 трлн куб. м. Месторождения газа были открыты, в частности, на Суматре, Калимантане, а также на шельфах Папуа и Явы. При этом пик добычи голубого топлива был отмечен в 2010 году – 87 млрд куб. м. С того момента уровень его производства упал почти в 1,5 раза – примерно до 59 млрд куб. м. В то же время экспорт индонезийского сжиженного природного газа (СПГ) снизился с 2000 года в 2,5 раза – до чуть более 14 млрд куб. м в год.
Вообще, поскольку Индонезия – архипелаг, а, значит, есть определённые особенности развития её транспортной инфраструктуры и логистики, поэтому страна изначально сделала ключевую ставку на СПГ. Первый танкер-газовоз с индонезийским сжиженным природным газом был отправлен на экспорт ещё в 1977 году. К середине 1980-х Индонезия стала крупнейшим в мире экспортером СПГ, опередив Алжир. А к концу того же десятилетия доля индонезийского газа составляла уже порядка 40% в общемировой торговле сжиженным газом. Однако в 1999 году экспорт СПГ из Индонезии достиг своего пика. И с 2000-го объём поставок за рубеж стал сокращаться. Тем не менее, место крупнейшего экспортера СПГ она уступила Катару только в 2006 году. И, несмотря на дальнейшее снижение экспорта, ещё долго оставалась здесь на первых ролях. Кстати, в 2022 году Индонезия была шестом месте в мире по объёмам вывоза сжиженного газа за рубеж, отправляя его главным образом в Китай, Южную Корею, Японию, Тайвань, Сингапур и Мексику.
Между тем, ещё в конце прошлого десятилетия топ-менеджеры Pertamina делились своими опасениями, что ситуация в газовом секторе Индонезии движется к тому, что уже в обозримой перспективе страна и на этом направлении станет нетто-импортером. Связано это, в первую очередь, с сокращением запасов газа действующих месторождений и, соответственно, падением добычи. А также быстрым ростом внутреннего спроса на голубое топливо. Уже тогда было отмечено, что в результате создавшейся ситуации поставки СПГ на архипелаг, в том числе и по импорту, скоро будут перевешивать его экспорт.
Кстати, внутренний спрос на природный газ в Индонезии растёт как на дрожжах, по большому счёту, с подачи индонезийского правительства. Пытаясь сократить расходы на импорт топлива и уменьшить нагрузку на окружающую среду (стараясь соответствовать «зелёной повестке») власти Индонезии стремятся заместить нефтепродукты природным газом в промышленности и электроэнергетике. А параллельно – использовать газ в качестве исходного сырья для расширения производства в стране удобрений.
Всё это, конечно, прекрасно, полезно и даже необходимо, но нужно же понимать, что, как и в случае с нефтью, причина дефицита здесь заключается в недостаточных объёмах геологоразведочных работ и всё той же политике ресурсного национализма.
.
.
– Но почему индонезийские власти не подумали об этом заранее?
– Индонезия очень сильно встроилась в «зелёную повестку», в реализацию планов по энергетическому переходу. Главным образом потому, что крупнейшие международные организации и иностранные инвесторы в большинстве случаев отказываются финансировать проекты, связанные с нефтегазовым сектором. Поэтому до последнего времени Индонезия делала ставку на всё «зелёное», а нефтяные и газовые проекты ушли на задний план. Им фактически не уделяли внимания и не придавали особого значения. Соответственно, и инвестиции, если вообще и шли сюда, то по остаточному принципу. Хотя в геологоразведку здесь и раньше не особо кто вкладывался.
.
.
Возвращение в нефтегаз
– В Индонезии разведкой и разработкой выявленных месторождений полезных ископаемых, в частности углеводородов, занимались ещё голландцы во времена колониального правления. В 1950-х индонезийское правительство национализировало активы англо-голландской Royal Dutch Shell (основана в 1907 году путём объединения Royal Dutch Petroleum Company и The Shell Transport and Trading Company Ltd) в Индонезии. На основе этих активов и была впоследствии создана Pertamina. А далее сама Индонезия не так много делала в плане развития нефтегазового сектора, тем более в области геологоразведки. Она привлекала в основном транснациональные корпорации, японские или южнокорейские компании, а те – осваивали месторождения, которые уже были разведаны в прошлом веке, а добываемое сырьё отправляли на экспорт. И к началу нынешнего столетия бóльшая часть этих месторождений исчерпалась.
Естественно, для экспорта нужно было создать соответствующую инфраструктуру. Поэтому, когда настало время природного газа, в стране начали строить СПГ-заводы и морские экспортные терминалы. В итоге сегодня национальная нефтегазовая корпорация Pertamina – кстати, это вообще самая крупная индонезийская компания – контролирует три СПГ-проекта.
Первый – Bontang LNG (он же – Badak LNG) – это в Бонтанге, в провинции Восточный Калимантан. Это крупнейший проект по производству СПГ в Индонезии и, в принципе, один из крупнейших в мире, по крайней мере, был таковым до недавнего времени. Там общая мощность 22,5 млн т СПГ в год. Делался он вместе с французской Total. Собственно говоря, тот газ, что добывали французы в Индонезии, в основном и шёл через этот завод. Работает он с 1970-х. Там восемь линий, но на данный момент работает только три из них, поскольку не хватает сырья.
Второй проект, который контролирует Pertamina – Donggi-Senoro LNG. Он реализуется совместно с японской Mitsubishi и южнокорейской Korea Gas Corporation. Это в провинции Центральный Сулавеси. Мощность там небольшая – 2 млн т в год. Оттуда СПГ экспортируется в основном в Японию и Южную Корею.
И третий проект – Arun LNG в провинции Ачех (северная оконечность острова Суматра). Общая мощность – 12,5 млн т в год. Там производство СПГ было завязано на добычу газа на месторождении «Арун» (Arun), расположенное неподалёку в этом же районе. Но к 2014 году его запасы были исчерпаны, и сейчас эта инфраструктура используется для импорта СПГ. Кстати, с этого же месторождения, газового поля «Арун», сырьё шло, в том числе, и на СПГ-завод Badak LNG.
Между тем, в Индонезии, из активно действующих на данный момент, есть и четвёртый проект. Правда, в нём нет компании Pertamina. Его реализуют британская ВР, японская Mitsubishi и ряд японских компаний поменьше. Это Tangguh LNG в провинции Западная Папуа. Там сейчас есть две линии общей мощностью 7,6 млн т СПГ в год. И строится третья – мощностью 3,8 млн т. Её собираются запустить в 2023 году.
Вот такая ситуация получилась из-за отсутствия нормальной геологоразведки, отсутствия чёткой стратегии и проведения непродуманной политики.
.
.
– Индонезийские власти как-то намерены решать все эти проблемы?
– Дело в том, что до недавнего времени индонезийцы не ощущали особого дискомфорта от изменения структуры энергетического баланса своей страны. Вопрос встал ребром, по сути, только в 2022 году, когда мировые цены резко повысились, рынок потерял стабильность, начались большие проблемы и перебои с сырьём, топливом и энергией, и всё это привело к жесточайшему экономическому кризису. И лишь тогда индонезийцы серьёзно задумались над тем, что путь к энергетическому переходу, если не делать всё грамотно и поступательно, может привести к разбалансировке действующей топливно-энергетической системы со всеми вытекающими последствиями. И заговорили об энергетической безопасности – том, что пора бы понять какой энергетический баланс для Индонезии будет оптимальным, разработать чёткую энергетическую стратегию, улучшить инвестиционный климат, обновить законодательство, заняться геологоразведкой и наращиванием добычи, как нефти, так и газа. И не только об этом.
Но этой тенденции нет ещё и года. Только осенью прошлого года индонезийские власти объявили о планах привлечения потенциальных инвесторов для проведения поиска и разведки на 70 перспективных нефтегазовых блоков. Из тех планов, что озвучило руководство страны, также планируется увеличение добычи нефти до 1,5 млн баррелей в сутки к 2030 году. Предполагается увеличить и производство газа.
Так что задумка решать проблему есть, но что и как именно будет делаться – пока не до конца понятно. Потому, что какой-то чёткой новой энергетической стратегии как не было, так и нет. Все предыдущие годы вся стратегия заключалась в ориентации на «зелёный» переход. Но теперь они столкнулись с тем, что это не работает и работать не будет. Китайцы это поняли значительно раньше, и быстро подстроились под ситуацию, внеся серьёзные коррективы в свою энергетическую стратегию. Индонезийцы же, по сути, проспали. Между тем, времени на решение назревших проблем крайне мало, что они понимают. Например, то, что в конце 2022 года в Индонезии неожиданно бросились переписывать законодательство под атомную энергетику, свидетельствует, что они пытаются в срочном порядке найти выход из создавшейся ситуации. Правда, пока всё это выглядит как-то сумбурно.
.
.
Атомные всплески и «зелёный» переход
– В Индонезии планируется срочно развивать атомную энергетику?
– Именно. Дело в том, что такие планы были у Индонезии уже достаточно давно. Причём, изначально речь шла о самостоятельных разработках. Такая работа началась в стране ещё в 1954 году. В 1970-х были подписаны документы, что Индонезии запрещается даже думать о ядерном оружии, но это не касалось мирного атома. И атомной энергетикой, так или иначе, но занимались. В итоге на данный момент в Индонезии есть три исследовательских реактора, которые запущены и успешно функционируют. Что касается планов по строительству атомных электростанций (АЭС), они периодически появлялись, но потом уходили на задний план. То есть Индонезия никогда не отказывалась от этого полностью, но каких-то реальных движений по их реализации не было никаких.
Так, в 1997 году планы были свёрнуты после того, когда открыли газовое месторождение «Натуна» (Natuna). Тогда ядерную программу свернули потому, что решили, что на ближайшие годы хватит электроэнергии и без атома. Но в 2005 году это дело возобновили снова. И с 2006-го индонезийские власти достаточно активно продвигали тему необходимости развития мирного атома. На тот момент предполагалось строительство к 2025 году четырёх АЭС общей мощностью не менее 4 тыс. МВт, ввод которых позволил бы довести долю атомной энергетики в индонезийском энергетическом балансе как минимум до 2%. В рамках той программы Индонезия подписала договоры о ядерном сотрудничестве с Австралией, США, Россией и Южной Кореей. Тогда же начались переговоры с Росатомом о строительстве плавучего ядерного реактора в провинции Горонтало на острове Сулавеси.
Суть была в том, что Индонезия стоит на тектоническом разломе, а, соответственно, здесь довольно часто происходят землетрясения. А плавучий ядерный реактор этот вопрос как бы снимал. Проблема была в том, что индонезийские власти не устроила маленькая мощность плавучей станции – хотели значительно больше. В итоге они даже готовы были согласиться на строительство АЭС на суше. Тем более, что, в принципе, в Индонезии есть как минимум два достаточно сейсмостойких региона – всё те же Калимантан и Папуа. К тому же оба они довольно хорошо развиты в промышленном плане и там есть потенциальные потребители в виде крупных предприятий, продолжающих активно развиваться. Правда, те планы так и не были реализованы. Но в 2014 году произошёл новый всплеск интереса индонезийцев к мирному атому, и с Росатомом было подписано соглашение о строительстве в стране первой АЭС.
Вообще подобные документы по атомной энергетике Индонезией периодически подписываются, но до конкретной реализации пока так и не дошло. Возможно, нынешний энергетический кризис в стране изменит эту ситуацию. Последний всплеск интереса к атомной энергетике произошёл буквально в декабре 2022 года. В частности, было подписано два крайне важных, ключевых документа, которые разрешают разведку и разработку месторождений в Индонезии сырья для ядерного топлива. Дело в том, что в недрах архипелага есть разведанные запасы урана и тория. А подписание этих документов рассматривается как то, что страна действительно пытается делать реальные шаги к тому, чтобы обзавестись своими АЭС.
.
.
По последним данным, Индонезия планирует построить свою первую АЭС к 2039 году. С Росатомом или с кем другим – пока этот вопрос оставляют открытым. Более того, было озвучено, что есть несколько частных компаний, которые готовы в этом поучаствовать, но Индонезия открыта и ожидает новых инвесторов, в том числе в лице зарубежных государственных компании. Не исключено, что это делается для создания конкуренции, чтобы выторговать себе более выгодные условия. При этом, международные структуры, в том числе МАГАТЭ, говорят о том, что Индонезия вполне может развивать свои собственные ядерные разработки. Особенно с привлечением иностранных партнеров.
На самом деле повышенный интерес в последние годы индонезийского правительства к перспективам развития атомной энергетики во многом связан с «зелёной повесткой». Поскольку власти считают, что мирный атом позволит Индонезии быстрее совершить энергетический переход к безуглеродному будущему. Официально индонезийцы ставят цель довести долю ВИЭ в энергетическом балансе страны к 2025 году до 23%, к 2050-му – до 31%. А к 2060-му – достичь полной углеродной нейтральности. Насколько эти обязательства будут выполнены и выполнят ли их вообще – большой вопрос. Конечно, в Индонезии довольно активно развивается солнечная и ветрогенерация. Геологические условия позволяют широко использовать геотермальные источники. Однако многие специалисты считают, что включение страны в «зелёную повестку» обусловлено не столько «высокоморальными» убеждениями индонезийских властей, сколько их высокой заинтересованностью в привлечении внешних инвестиции и финансирования.
Впрочем, есть как минимум два направления, которые действительно интересны и крайне выгодны Индонезии во всех отношениях. В первую очередь это развитие электромобильной промышленности. В стране добывается минеральное сырьё для производства лития. Если раньше оно просто вывозилось за рубеж, то теперь оно подвергается переработке непосредственно в Индонезии. В планах – наладить на месте сборку аккумуляторов, а затем и выпуск электромобилей.
Второе направление – выработка биодизеля. Напомню, что страна является самым крупным мировым производителем пальмового масла (по итогам 2022 года его было получено где-то 31 млн т), которое как раз и используется, в частности, для изготовления биодизеля. Кроме того, в контексте энергетического перехода индонезийцы используют пальмовое масло в качестве добавок в автомобильном топливе. Сейчас это уже 30%, в ближайшем будущем должно стать 35%. Кстати, это крайне актуально для индонезийцев не только с точки зрения «зелёных» инвестиций и экономии на нефтепродуктах. Не так давно Индонезия столкнулась с ограничениями и даже запретами на импорт пальмового масла, которые вводятся различными государствами мира по разным причинам. В частности, серьёзным ударом для индонезийцев стала запретительная политика в отношении пальмового масла со стороны Евросоюза.
.
.
ДА – НЕТ – ДА (Потенциал – негатив – интерес)
– Как вы оцениваете сотрудничество Индонезии и России?
– Сегодня в Индонезии ещё остались люди, которые вспоминают время тесного взаимодействия своей страны с СССР добрым словом. Связано это со строительством при участии Советского Союза главным образом социальных объектов. Весьма показательно и то, что, несмотря на последующий разрыв отношений, когда, начиная с 1970-х, индонезийцам постоянно внушали, что коммунизм и социализм – главное зло, в памяти простых жителей архипелага СССР остаётся хорошим. В отличие от Китая, ни Советский Союз, ни, тем более, Россия не ассоциируется у них с социализмом и коммунизмом. Никакого негатива и отторжения нет. И даже сегодня попадаются индонезийцы, которые, если и не говорят на русском языке, то, по крайней мере, пытались его учить. То есть, определенный интерес к России у какой-то части индонезийского общества, безусловно, остаётся.
Можно отметить, что в последнее время российские структуры, такие, в частности, как Россотрудничество и МИД России, очень активно работают в Индонезии в плане развития социально-культурного взаимодействия. И здесь у нас довольно сильные позиции. В политической сфере такого, естественно, нет, поскольку там отношения вытекают из геополитических раскладов – накладывает отпечаток противостояние с тем же Западом. А вот экономического взаимодействия явно не хватает, хотя потенциал – огромный, а каких-то споров и противоречий у нас нет.
Несмотря на то, что изначальные базовые условия для торгово-экономического сотрудничества у нас очень и очень хорошие, по факту его не так много. В то же время нужно отметить, что в последние годы в целом и в 2022-м в частности ситуация начала заметно улучшаться. Один из достаточно значимых результатов – Индонезия и Евразийский экономический союз (ЕАЭС) начали переговоры по соглашению о свободной торговле. Это очень важно. Потому, что пока у ЕАЭС в ЮВА только один партнёр – Вьетнам. И если Индонезия станет вторым, это будет значимо и существенно. Во-первых, страна крупная, довольно хорошо развита, в том числе экономически, обладает большим количеством ресурсов. Во-вторых, Индонезия – один из претендентов на лидерство в ЮВА, кстати говоря, вместе с Вьетнамом. Поэтому заручиться поддержкой и содействием именно этих двух стран было бы действительно ценно.
Показательно, что переговоры на этом направлении идут достаточно быстро – первый раунд прошел в начале апреля текущего года, хотя решение об их начале было принято в мае 2022 года, уже после начала СВО и введения всесторонних санкций коллективного Запада и его союзников против России. В этом же контексте можно вспомнить, как уже осенью прошлого года шло активное противодействие России, чтобы не допустить её представителей на саммит G-20, проходящий на Бали. Но Индонезия не только настояла на российском участии, но даже и на финальном коммюнике, что было довольно сложно согласовать с участниками саммита из числа наших противников. Тогда Индонезия действительно выдержала нейтральную позицию.
Это к вопросу о том, что с индонезийцами есть смысл работать и развивать отношения – они к этому готовы.
.
.
– Какие вы видите реальные перспективы развития российско-индонезийского взаимодействия уже сейчас?
– Предполагаю, что индонезийцы рассчитывают на участие России и российских компаний в решении проблем, связанных с энергетической безопасностью Индонезии. Тем более, что двустороннее сотрудничество в энергетической сфере уже началось.
Так, сегодня один из ключевых проектов в индонезийском ТЭКе – строительство нового, седьмого НПЗ Tuban в городе Тубан на востоке Явы. Это проект Pertamina и «Роснефти» – активная работа совместного предприятия СП, созданного для его реализации, началась ещё в 2020 году. В соответствии с планами, этот НПЗ должен будет обеспечивать именно внутренний рынок, на который пойдёт как минимум две трети произведённой им продукции. Окончательное инвестиционное решение партнёры собираются принять уже в этом году. Производственные мощности предполагаются на уровне 300 тыс. баррелей в день. Стоимость реализации проекта оценивается индонезийской стороной в 24 млрд долларов, хотя изначально говорилось о 15 млрд. Доля в СП российской компании составляет 45%, индонезийской – 55%.
.
.
Помимо этого, в секторе разведки и добычи углеводородов Индонезии начала работу российская «Зарубежнефть». Она собирается начать добычу газа и конденсата в районе островов Натуна в Южно-Китайском море уже в 2025 году. Речь идёт о блоке «Туна» (Tuna), расположенном на территории морской экономической зоны Индонезии, который включает в себя два месторождения – Kuda Laut и Singa Laut. Изначально этим занимались британцы, а «Зарубежнефть» просто выкупила у них долю в проекте.
Блок Tuna находится на самой границе с морской экономической зоной Вьетнама. И «Зарубежнефть» предполагает создать здесь единый добычной кластер, в который будут входить ещё и два вьетнамских перспективных нефтегазовых блока. А, поскольку во Вьетнаме российские компании уже давно работают и там создана хорошо развитая инфраструктура, то именно туда «Зарубежнефть» и планирует поставлять добываемые на индонезийском блоке углеводороды.
Есть, правда, некоторые нюансы, которые могут доставить российскому инвестору некоторые сложности. Во-первых, и с вьетнамской, и с индонезийской стороны – это спорная территория с Китаем. Во-вторых, с учётом последних событий в стране и планов по укреплению энергетической безопасности, Индонезия может потребовать поставлять добываемые на её территории природный газ и газовый конденсат на индонезийский внутренний рынок.
Как бы там ни было, но потенциал российско-индонезийского взаимодействия довольно велик. У России есть технологии, которые крайне интересны Индонезии. В том числе, в атомной энергетике, в геологоразведочном и добычном секторе, в переработке и многих других сферах. Поэтому здесь есть куда двигаться и расширяться. Но вот по другим направлениям, помимо энергетической, российской стороне нужно бы проявлять больше активности.
Беседу вёл Денис Кириллов
Конец