“Газпром” и “Роснефть”: от народного достояния до семейного бизнеса “уважаемых людей”

Алексей Анпилогов и Сергей Правосудов,  директор Института национальной энергетики, автор недавно увидевшей свет книги «Нефть и газ. Деньги и власть» побеседовали о прошлом, настоящем и будущем газовой и нефтяной отрасли России.

Алексей Анпилогов: Давайте поговорим о том, что было интересного в прошлом советской, а потом и российской нефте- и газодобычи, каково сейчас состояние отрасли — и чего нам ожидать от этого важнейшего сектора российской экономики в будущем?

Сергей Правосудов: Рассказать в рамках короткой беседы о всей истории нефтегазовой отрасли Российской Империи, СССР, а потом и Российской Федерации, пожалуй, практически невозможно — слишком насыщенной и по-своему уникальной был этот путь от первых нефтяных скважин Баку и первых опытов утилизации попутного газа до современных гигантов отрасли — «Газпрома» и «Роснефти». Поэтому я, с вашего позволения, сосредоточусь именно на периоде «новейшей истории нефти и газа», который начинается с 1991-го года и связан с современной Россией. Это уместно и в вопросе разговора о перспективах и будущем нефтегазовой отрасли — так как последние по времени события имеют наибольшее влияние на то, что, возможно, произойдёт уже в ближайшем будущем.

Такой подход интересен и тем, что история «Газпрома» — это фактически зеркало истории России, современная Российская Федерация и корпорация «Газпром» практически ровесники. Как коммерческое предприятие «Газпром» был организован в 1989 году, за два года до революционных изменений 1991-го года, в силу чего смог спокойно подготовиться к бурному приходу рыночной экономики, в то время как, например, нефтяная отрасль такой форы по времени была лишена, разом оказавшись в «шторме» 1990-х годов.

АА: А насколько удачным оказался сравнительный опыт нефтянки и газовой отрасли? Какая из отраслей оказалась в лучшем положении — тогда и сейчас, исходя из решений 1989-1991 годов?

СП: Отрасли и в самом деле оказались в очень разных стартовых условиях. «Газпром» смог остаться практически монополистом в газовой отрасли, сохранив за собой и добычные активы, и магистральные газопроводы. А вот нефтяную отрасль растащили и приватизировали по кускам, создав сотню добывающих и перерабатывающих компаний. Единой осталась только система магистральных нефтепроводов «Транснефти», которую сохранили в виде единого комплекса. Впрочем, с газовой отраслью либералы тоже провели эксперимент по тотальной приватизации — из ведения «Газпрома» исключили всю газораспределительную сеть, в результате чего все советские «райгазы» и «облгазы» вошли в процесс приватизации, дробления и, давайте скажем прямо — растаскивания по углам общей газовой системы. Что сразу же почувствовали на себе и предприятие, и население страны.

АА: А за счёт чего тогда смог выжить «Газпром»?

СП: «Газпром» смог сохранить основное ядро отрасли и, что немаловажно — возможности по экспорту российского газа за рубеж, так как в состав «Газпрома» вошла советская внешнеторговая компания-монополия по экспорту газа, «Газэкспорт». У меня есть внутренняя информация о том, что в середине 1990-х годов, на фоне катастрофических неплатежей за газ, на фоне тотального падения экономики, представители «Газпрома» неофициально озвучили на заседании Совета Федерации практически «туркменскую» схему платежей за газ, предложив освободить от отплаты внутренних потребителей, мол «мы понимаем, что сейчас времена тяжёлые, давайте пока отложим вопрос долгов, а мы пока что постараемся содержать газовую отрасль за счёт газового экспорта за рубеж».

АА: Просто какая-то фантастика — на фоне нынешних заявлений о том, что «Газпрому» при достаточно высоких современных ценах на газ «не хватает» экспортной выручки, в силу чего им надо постоянно повышать внутренние тарифы на газ!

СП: В итоге эта доброта тоже вышла боком. Начиная с 1995-го года, когда якобы произошёл этот разговор на Совфеде, начали резко расти неплатежи за газ. При этом «слабым звеном» в этой схеме оказались даже не конечные потребители, а те самые приватизированные либералами облгазы, которые выступили в виде «чёрной дыры», в которую и проваливались деньги населения и предприятий. В итоге, в 1997 году, когда «Газпром» в итоге решил озаботится вопросом платёжной дисциплины и создал единое сбытовое предприятие «Межрегионгаз» для продажи газа внутри страны, выяснилось, что уровень платежей за газ составлял всего лишь 2% от объёма потреблённого газа, а всё остальное закрывалось какими-то мутными и полукриминальными схемами — векселями, зачётами, просто не платилось. И это при том, что и предприятия и населения имели гораздо более высокий процент платежей облгазам, которые эти деньги просто воровали, превращая весь этот вал оплаты за газ в 2% «живых» денег.

АА: И что же «Газпром» получил на выходе из процесса? Удалось как-то обуздать этот вал разворовывания газовых денег?

СП: «Газпром» пошёл по достаточно простой и надёжной схеме — он просто начал банкротить облгазы-неплательщики. А потом, вслед за ними — и злостных неплательщиков из числа конечных потребителей, которые за 1990-е годы уже уверовали, что долги за газ никто и никогда не взыщет. В итоге этот процесс приобрёл повальный характер, но «Газпром» формально оказался владельцем массы непрофильных активов. Но фактически, как потом оказалось, все эти активы в «Газпром» так и не попали — например, облгазы-банкроты начали собирать в компанию «Регионгазхолдинг», а потом вдруг оказалось, что в «Регионгазхолдинге» у самого «Газпрома» всего лишь 20%, а остальной пакет принадлежит… физическим лицам, связанным с руководством «Газпрома» — родственникам Черномырдина, Вяхирева, Никишина и других «уважаемых лиц». И такой же круг «привилегированных акционеров» почему-то организовался и у всех банкротов-неплательщиков «Газпрома» калибром поменьше и дальше по цепочке потребления газа — комбинатов, колхозов, заводиков…

АА: То есть, можно сказать, что по итогам газовой истории 1990-х годов «Газпром» практически стал семейным бизнесом «уважаемых людей»?

СП:  Да, можно сказать, что семья Вяхирева, семья Черномырдина и семьи ещё десятка высших чиновников «Газпрома» практически приватизировали «Газпром» под себя, создав российскую газовую «коза ностру». Кстати, такая же история сложилась и с другими крупными компаниями газового сектора — например, тот же круг акционеров стоял за всей группой компаний «Итера», которая играла важную роль на газовом рынке в конце 1990-х — начале 2000-х годов. Конечно, сама структура собственности группы «Итера» была достаточно непрозрачна и никогда до конца не разглашалась, но понять, что это те же самые люди, не составляло труда — например, в руководстве одной из дочек «Итеры» весьма буднично светился первый заместитель Вяхирева — Шеремет. Да и сами внезапные успехи «Итеры» в деле построения собственной газовой сбытовой структуры не оставляли никаких сомнений — компания, стартовав с весьма ограниченной схемы поставки туркменского газа на Украину, буквально за несколько лет расширила свой сбыт практически на всё ближнее зарубежье, включая Прибалтику, получила в своё распоряжение добычные газовые активы, а потом начала поставлять природный газ и самым «сладким» потребителям в самой России — например, Свердловской области.

АА: А как реагировало на всю эту вакханалию государство, у которого практически из-под носа уводили системообразующую отрасль экономики? Что, просто взирало на всё это в той самой либеральной концепции «ночного сторожа»?

СП: А кто у нас был «ночным сторожем»? Не тот ли самый Черномырдин, чьи интересы были зашиты в тех самых схемах удобной газовой приватизации? Так он же и был самой заинтересованной стороной в продолжении этой политики! Ведь активы, с точки зрения главы тогдашнего российского правительства, уходили в «правильном» направлении — так чего беспокоиться-то?

Интереснее история пошла в 1998-м году, когда Черномырдина отправили в отставку и когда стало ясно, что страна на полном ходу влетает в новый кризис. Попытки Ельцина вернуть Черномырдина в правительство тогда, после августа 1998 года, провалились — все понимали, что в этом случае Черномырдин, с его связями и авторитетом, станет следующим президентом. И депутаты Госдумы, в первую очередь связанные с Лужковым и КПРФ, тогда буквально «легли костями» против кандидатуры Черномырдина, добившись назначения компромиссной фигуры Примакова главой правительства РФ. А оставшийся в одиночестве без поддержки Черномырдина Рем Вяхирев был вынужден начать лавировать между новыми центрами силы — Чубайсом, Березовским, Лужковым, в попытке сохранить своё влияние на «Газпром». Какой-то период времени ему это удавалось и тогда на высшие посты в «Газпроме» попало немало людей Чубайса, Лужкова и Березовского, но в итоге Вяхирев потерял влияние в компании, в первую очередь — когда он утратил право голосовать «за государство» в акционерном капитале «Газпрома». Пока Вяхирев распоряжался 40% государственных акций «Газпрома» он ещё держался, но утратив этот рычаг, он практически сразу оказался не у дел — в 2001-м году он покинул пост председателя правления компании, а ещё через год окончательно ушёл из «Газпрома».

Тут же, ожидаемо, начался закат всех «семейных» компаний «Газпрома», вниз покатилась столь ярко сиявшая «звезда» компании «Итера» — у неё столь же магическим образом, как и появлялись, начали исчезать активы и контракты. И тут мы снова можем связать газовую отрасль с политикой и с нефтяными компаниями — так как одним из внезапных защитников компании «Итера» оказался… печально известный нефтяной гигант «Юкос»!
В начале 2000-х годов стало ясно, что условная группа Черномырдина-Вяхирева, которую начали активно отодвигать от газовых потоков, сделала ставку на активное сотрудничество в группой «Менатеп» и с её руководителем — Михаилом Ходорковским.

АА: Поскольку тут мы уже начинаем рассказ о «нефтяных баронах», то, может быть, лучше изложить вкратце и их путь к власти и деньгам, начиная с событий конца СССР и 1991 года?

СП: Как я уже упоминал, преобразование нефтяной отрасли в России шло по иному сценарию, нежели тот, что сложился с «Газпромом». В отличии от газовой отрасли которую после развала СССР смогли сохранить в виде более-менее единого научно-производственно-торгового комплекса, в нефтянке либералы сразу продавили вопрос повальной приватизации — в распоряжении государства осталась только система магистральных трубопроводов, будущая «Транснефть». Остальную же нефтянку, в первую очередь — добычные активы, согласно начальным планам приватизации, однозначно хотели разделить на четыре неравные части — крупную государственную «Роснефть», на долю которой хотели оставить больше половины добычи нефти, в районе 200 млн. тонн нефти в год, а оставшиеся добычные мощности поделить между тремя частными компаниями — будущими «Лукойлом», «Сургутнефтегазом» и «Юкосом», которые по совокупности должны были давать ещё около 120 млн. тонн добычи нефти в год.

Этот приватизационный указ по нефтяной отрасли был подписан, а частные компании были созданы. В их руководителями стали те директора, которые руководили ещё советскими добычными предприятиями — во главе «Лукойла» встал Вагит Алекперов, бывший руководитель «Когалымнефтегаза», а главой «Сургутнефтегаза» стал Владимир Богданов, который оставил за новой компанией старое советское название. Руководителем будущего «Юкоса», который создавали на основе «Юганскнефтегаза», стал Сергей Муравленко, но он не смог удержать контроль за новой, частной компанией — и достаточно быстро уступил её новым владельцам, банковской группе «Менатеп», которую возглавлял Михаил Ходорковский.

А вот судьба «Роснефти» оказалась столь же показательной, как и судьба «Газпрома» — её тут же начали «растаскивать по углам», дробить и расчленять чиновники и олигархи, близкие к Борису Ельцину — из «Роснефти» тут же выделили отдельную компанию «Сиданко», организовали частную «Тюменскую нефтяную компанию», свои, сугубо региональные нефтяные компании на обломках советского наследия и так и не созданной толком «Роснефти» организовали и региональные начальники — именно так возникли нынешние «Татнефть» и «Башнефть». В итоге к концу 1990-х годов от компании с гордым названием «Роснефть», которую планировали, как становой хребет российской нефтянки, осталось своей добычи в районе 13 млн. тонн нефти в год, жалкие проценты от общего количества добываемой нефти. Более того, «Роснефть» чуть было не приватизировали окончательно в конце 1990-х годов, но тут тоже сыграл свою роль кризис 1998 года — уже упомянутый Евгений Примаков, став главой правительства РФ, предложил «пока повременить» с приватизацией «Роснефти», что, в общем-то, и спасло компанию от окончательной ликвидации.

АА: А когда поменялся курс на приватизацию нефтяной отрасли?

СП: Это произошло практически одновременно с разворотом тенденций по «Газпрому». С уходом Бориса Ельцина с поста президента стало ясно, что ситуация в нефтяной отрасли начнёт тоже быстро меняться. Новое руководство страны увидев печальное положение государственных интересов в нефтяной отрасли, а как вы понимаете, падение добычи госкомпаний с 200 млн. тонн до 13 млн. тонн — это именно такой сценарий, просто вынуждено было принимать какие-то ответные меры.
Ситуация тут осложнялась ещё одним фактором — в нефтяной отрасли в конце 1990-х – начале 2000-х годов присутствовали два подхода к построению бизнеса и производства. С одной стороны, в нефтянке работали старые менеджеры, ещё советской закалки, такие как Богданов и Алекперов. Они, конечно, зарабатывали на нефти, но упрекнуть их было не в чем — они постоянно осваивали новые месторождения, год за годом вкладываясь в разведку, в технологии и в науку. И была вторая когорта «новых нефтяников», которые на волне приватизации и оформления собственности на добычные активы, получила контроль на «Юкосом» (Ходорковский), «Тюменской нефтяной компанией» (Хан, Фридман, Вексельберг), «Сиданко» (Потанин и Прохоров), «Сибнефтью» (Абрамович и Березовский). Эти люди, совершенно чуждые нефтяной отрасли, посчитали, что вкладываться в разведку, технологии и науку, постоянно затрачивая деньги на дорогостоящее бурение — это скучно и непроизводительно и сверхдоходов не приносит. И эти «новые нефтяники» наняли западных менеджеров и консультантов, которые им открыли чудесный мир «колониальной добычи нефти». Это давно известный способ снятия сливок с нефтяного месторождения часто применяется для того, чтобы быстро извлечь «лёгкую» нефть, но при этом, к сожалению, загубить всё остальное количество нефти на месторождении — её потом приходится извлекать с громадными издержками. В числовых параметрах это описывается так называемым коэффициентом извлечения нефти (КИН). В хорошем раскладе КИН может составлять 70% нефти на месторождении, на сложной залежи — 30%. А вот «Юкос», «Сиданко», «Сибнефть» и прочие скороспелки-однодневки умудрялись работать в конце 1990-х годов с КИН в 10%, по сути теряя 9/10 всей нефти на месторождении!

Задача этих компаний была одна — побыстрее продать нефтяной бизнес в России каким-нибудь иностранным инвесторам. Под эти задачи убивались не только научные исследования или разведка нефти — закрывали даже «неперспективные» скважины, оставляя большую часть «чёрного золота» в земле и снимая с месторождения только самую легкодоступную нефть. Под эту задачу была нацелена и вся пиар-компания этих частных компаний, которые де-факто паразитировали на уже освоенных советских месторождениях, об этом кричали все проплаченные статьи в профильных журналах и популярных изданиях — «Смотрите, какая у нас низкая себестоимость добычи! Смотрите, как мы наращиваем производство! 20% в год, нет таких успешных и быстрорастущих компаний, как новые частные нефтяные компании России!». Я сам лично помню, как в газете «Ведомости» договорились до того, что назвали «Юкос» самой эффективной компанией в мире. А за границами этой пиар-компании оставалось то, что так добывать нефть можно было лишь несколько лет, загубив всю отрасль.

АА: То есть, фактически, все «Юкосы», «Сибнефти» и ТНК были «спринтерами с коротким дыханием» и разворовывали то, что не они создавали?

СП: Да, фактически итог этого забега был ясен. Более того, часть этих «спринтеров» даже реализовала свою конечную цель — так ТНК смогли продать 50% своих акций транснациональной нефтяной компании «Бритиш Петролеум» (ВР). Такие же переговоры вела и объединённая группа «Юкоса» и «Сибнефти», которые точно также готовили свои компании к продаже в руки частного капитала, в первую очередь — западного. Об этом в своих интервью написал известный автор книги «Добыча», Дэниел Ергин, который подтвердил, что «Юкос»-«Сибнефть» уже вышла в 2003-м году на финальную стадию обсуждения продажи с американской компанией «Шеврон».

Интересен и политический фон, который сопровождал последний этап этой незавершённой сделки. Согласно Ергину, «Шеврон» достаточно оправдано опасался ответной реакции российского государства на такого рода сделку, уводившую крупнейший нефтяной актив из-под контроля России и из российской юрисдикции. И Ходорковский, в ответном слове выдал американцам достаточно развёрнутые гарантии, включавшие и схемы контроля за администрацией президента, через её главу, Александра Волошина, и правительством — через тогдашнего премьер-министра, Михаила Касьянова. Кроме того, Ходорковский подчеркнул, что контролирует и значительную часть депутатов нового созыва Государственной Думы РФ, так как «Юкос» и «Менатеп» тогда профинансировали предвыборные кампании практически всех парламентских партий — КПРФ, «Яблока», «Единой России», введя своих представителей в парламент в рядах нескольких политических сил, представленных в Думе.

Дальнейший план Ходорковского, хотя он нигде не оглашался даже в кулуарах или тайных переговорах, был предельно ясен. Используя своих людей в Государственной Думе РФ, Ходорковский мог провести конституционную реформу в России, превратив страну из президентской в парламентскую республику и переподчинив исполнительную ветвь власти от президента к парламенту. После этого, контролируя и парламент, и правительство, Ходорковский мог бы стать «серым кардиналом», оставив должность президента России, как формальную и парадную, но лишив этот высший государственный пост каких-либо жизненных полномочий. В этом случае Ходорковский сосредотачивал бы в своих руках практически абсолютную власть и мог бы как угодно перекраивать Россию под свои личные интересы. И вот тут уже остальные олигархи и весь государственный аппарат осознали, что такое соединение бизнеса и абсолютной власти угрожает их жизненным интересам, итогом чего и стал «обратный ход маятника», когда людей Ходорковского постарались максимально убрать из списков депутатов Госдумы, в мае 2003 года был арестован официальный глава «Менатепа» Платон Лебедев, а в октябре 2003 года был задержан и Михаил Ходорковский.

И вот тут выяснилась интересная картина: защищать Ходорковского было сугубо некому — главе «Юкоса» инкриминировались те же самые статьи, которые вполне можно было применять к большей части тогдашних российских олигархов — мошенничество, отмывание денег, завладение государственным имуществом в результате противоправных действий. Весь бизнес-класс России скорее облегчённо вздохнул: «хорошо, что не меня!». И в российской нефтяной и газовой отрасли начался совсем иной период, во многом противоположный периоду 1991-2003 годов, но в чём-то и генетически ему наследующий.

ПС: подробнее об этом периоде можно прочесть в книге Сергея Правосудова «Нефть и газ. Деньги и власть», о которой “Самовар” уже писал.