Андрей Зелтынь
.
– Андрей Владимирович, какую политику после переворота 1953 года проводил шах Мохаммед Реза Пехлеви?
– Про внешнюю политику. В 1955 году Иран присоединился к «Багдадскому пакту» – военно-политической группировке на Ближнем и Среднем Востоке, которая была создана Великобританией, США и Турцией и просуществовала вплоть до 1979 года.
.
.
Последний шахиншах
– Между тем, в 1960-1970-х Мохаммед Реза Пехлеви начал проявлять неприятную с точки зрения Запада самостоятельность и стал заигрывать с Советским Союзом. Нежелание США и Великобритании содействовать созданию новых отраслей иранской промышленности, более выгодные условия сотрудничества со странами социалистического лагеря и возможность использовать этот лагерь в качестве противовеса давлению Запада подтолкнули шаха к расширению экономического сотрудничества с СССР, с которым Мохаммед Реза Пехлеви старался поддерживать дружественные отношения. Достаточно сказать, что он посещал Советский Союз четырежды. Неоднократно подписывались советско-иранские соглашения о сотрудничестве, заключались сделки по созданию в Иране промышленных объектов.
Самыми громкими проектами стали строительство Исфаханского металлургического комбината и прокладка «Трасиранского газопровода», ставшего частью так называемой «сделки века». Речь шла о поставке по этой магистрали природного газа с южных месторождений Ирана в Азербайджан, а взамен – аналогичного количества сибирского газа в Западную Европу по ирано-европейским контрактам. Это должно было стать знаковым событием – как бы открытие «окна в Европу» для «иранского» газа. Правда, в итоге это окно так и осталось закрытым.
Кстати, было налажено даже советско-иранское сотрудничество в военной сфере, когда офицеры из Ирана проходили в СССР курсы переподготовки.
Также Иран принял деятельное участие в формировании ОПЕК, создаваемой для установления равноправных отношений между нефтедобывающими государствами и потребителями – промышленно развитыми странами Запада. Иран выступал за справедливое повышение цен на сырьё и увеличение отчислений в казну государства иностранными компаниями за право добычи нефти. И в 1973 году Тегеран добился увеличения до 60% доли государства в прибыли от деятельности консорциума Iranian Oil Participants. Вкупе же нефтяные доходы Ирана за счёт повышения цен на сырьё и отчислений IOP государству выросли в период 1972-1974 годов более, чем в восемь раз.
Параллельно с этим, вдохновлённый быстрым ростом своего военного потенциала, Тегеран загорелся идеей усилить свою значимость в регионе и мире, добившись подавляющего влияния в Ормузском проливе и, соответственно, в Персидском заливе.
Кроме того, Мохаммед Реза Пехлеви первым из мусульманских лидеров установил дипломатические отношения с Израилем и выступал союзником этого государства.
Если говорить о политике внутренней, чтобы в стране больше не появился новый Мосаддык, в 1957 году при содействии ЦРУ и Моссада в Иране была создана тайная политическая полиция – Служба информации и безопасности SAVAK. Правда, предотвратить очередную революцию в 1979-м это не помогло.
.
.
Под давлением США в 1963 году Мохаммед Реза Пехлеви инициировал программу экономических и социальных реформ, которую назвали «Белой революцией». Преобразования касались промышленности и аграрного сектора, лесного хозяйства, водных ресурсов и пастбищ, здравоохранения и образования. С подачи государства в Иране создавались новые нефтехимические, металлургические, машино-, автомобиле-, судо- и авиастроительные производства. Иранские женщины получили право участвовать в выборах, а влияние духовенства на общество было напротив шахом ограничено. Поскольку всё это происходило на фоне быстрого роста населения страны, по темпам экономического роста Иран вышел на второе место в Азии.
Между тем, реформы проводились на фоне установления режима личной диктатуры Мохаммеда Резы Пехлеви. В частности, текст иранской конституции часто менялся посредством внесения в неё изменений, которые были необходимы шаху. Поскольку бóльшая часть иранской элиты не желала изменений, шах распустил Меджлис и проводил реформы своими декретами. В 1975 году в Иране был установлен однопартийный режим – все оппозиционные общественные объединения были запрещены. Любые проявления инакомыслия и несогласия подавлялись, зачастую – с изощрённой жестокостью.
Впрочем, недовольство значительной части населения и консервативного духовенства «вестернизацией» Ирана, реформами и режимом личной диктатуры шаха, а также его «пособничеством политике сионистов» в регионе – всё это привело к очередному большому социально-политическому кризису, который в итоге вылился в «Исламскую революцию» 1979 года, падение власти шаха и ликвидацию в стране монархии.
.
.
Исламская Республика Иран
– Как случилась «Исламская революция» и каковы были её последствия для страны?
– В 1978 году начались антиправительственные демонстрации, инициированные, как сегодня утверждается, представителями исламского духовенства. Жёсткое подавление митингов провоцировало массовые беспорядки, разрастание протеста и переход к политическим забастовкам на предприятиях, что фактически парализовало экономическую жизнь страны. Попытки шаха навести в стране порядок не увенчались успехом, и к концу года в Иране сложилась ситуация, когда «верхи не могут, а низы не хотят». В результате в январе 1979 года Мохаммед Реза Пехлеви бежал из страны, а в феврале в Иран после 15-летнего изгнания вернулся аятолла Рухолла Хомейни, который взял власть в свои руки.
На самом деле, мало кто тогда действительно знал кто такой аятолла Хомейни. Он даже не был самым выдающимся из аятолл Ирана того времени. Детали его героической биографии стали появляться гораздо позже. Так сказать, писались революцией. Единственно было известно, что в Иран он вернулся из Парижа.
Уже в марте был проведён референдум о новом политическом устройстве государства, и в апреле провозглашена Исламская Республика Иран. В декабре была принята новая конституция, в которой было зафиксировано, что высшая власть в стране теперь принадлежит духовенству в лице Рахбара – аятоллы Хомейни (после его смерти – преемнику), гражданское управление осуществляют избираемые прямым всенародным голосованием президент и депутаты Исламского консультативного совета (Меджлис, однопалатный парламент), а также назначаемые президентом члены кабинета министров. Аятолла Хомейни был Верховным лидером Ирана (Рахбаром) до своей смерти в 1989 году, после чего этот пост по настоящее время занимает Али Хаменеи. Поправки в конституцию вносились в 1989 году.
Строительство Исламской Республики Иран проходило под лозунгами всеобщей исламизации и национализации крупной частной собственности. Фактически была осуществлена национализация экономики страны. Контроль над разведкой, добычей, переработкой и продажей нефти и газа перешёл к Национальной иранской нефтяной компании (NIOC). Доходы от продажи углеводородов стали в полном объёме поступать в бюджет страны.
В конце 1970-х никто не верил, что в ХХ веке теократическое государство просуществует дольше, чем, например, Гилянская Советская Социалистическая Республика. Однако фактически уже прошла и первая четверть века XXI, а Исламская Республика Иран не только существует, но и развивается. Другой вопрос, что с тех пор любая попытка иранцев вырваться вперёд жёстко пресекалась. А что значит вперёд? Это же непреложный факт, что Иран является страной стратегического характера. Он остаётся стратегическим актором на Большом Ближнем Востоке. Ничем не хуже, чем Саудовская Аравия. И у него, конечно, есть понимание, что он способен и даже должен играть одну из заглавных ролей на Ближнем Востоке. Но американцы эти попытки жёстко пресекают. Санкции-санкции-санкции…
Между тем, Иран в новейшей истории приобрёл два абсолютно разнонаправленных опыта, взаимоисключающих.
.
.
Опыты и выводы
– Каких именно?
– С одной стороны, он десятилетиями находился под теми или иными санкциями. То есть, у иранцев опыт практически вековой жизни под санкциями. Таким образом, Иран приобрёл колоссальный опыт выживания. Что я имею в виду? Иранцы умудрились вывести на рабочий уровень свою промышленность – автомобилестроение, добывающую, перерабатывающую, финансовую отрасль, медицину, образование и всё остальное. Они умудрились поставить страну на колёса собственными силами. Да, это были заводы, построенные, в основном, европейцами, но они их не разворовали, не распродали, а переформатировали и стали на них выпускать свои собственные автомобили. И легковые, и грузовые. Они научились делать свою авиацию – своя малая и грузовая авиация работает. Также Иран стал космической страной – запустил свой спутник.
То есть, у них накопился опыт, который они теперь могут даже транслировать вовне. Не просто опыт выживания, но и позитивного развития в рамках беспрецедентного давления извне. Иран умудрился создать эндемическую экономику.
Многие утверждают, что это успех именно исламского государства, но – нет. Дело в том, что, хоть государство и исламское, но экономика там светская. Они серьёзно пытались построить исламскую экономику, основанную главным образом на фундаментальной работе «Наша экономика» («Иктисадуна») Мухаммада Бакира ас-Садра. А применить эту идею по поручению Хомейни пытался первый президент нового Ирана Абольхасан Банисадр. Ничего не вышло. Поэтому уже много-много лет и вплоть до сегодняшнего дня экономика в Иране носит подавляюще светский характер. Есть там, конечно, какие-то исламские финансовые институты, но всё это не имеет большого значения. Совершенно светская промышленность и экономика, которые работают. Иначе они бы не выжили. И вот – они выжили и развивались. И это сильный положительный опыт.
Хотя войну с Ираком 1980-1988 годов они, на самом деле, не выиграли. Проиграли обе стороны. Ничего не добились, только понесли огромные потери. Но из поражения в той войне, которое не вылилось в утрату каких-то территорий, иранцы вынесли колоссальный боевой опыт. И сформировали, наверное, одну из самых боеспособных армий на Ближнем Востоке, которая, что вполне возможно, может ещё и дать определённую фору Турции. Потому, что самая мощная армия в регионе, это, конечно, турецкая. Иранцы, наверное, могут потягаться и с Турцией.
.
.
Тем не менее, этот совокупный опыт – военное строительство, экономика и так далее, придал Ирану внутреннюю уверенность в своих силах, помноженную, конечно, на историческую память. Поскольку нельзя забывать, что за современным Ираном стоят столетия персидской цивилизации.
С другой стороны, у них сильно отрицательный опыт и даже гандикап отрицательного влияния на них санкций, налагаемых США. При этом на каждом историческом повороте, чтобы они не предпринимали, перед ними встают Соединённые Штаты, которые тормозят их развитие.
И вот эти два взаимоисключающих опыта сформировали сегодня в политической элите Ирана глубокое понимание того, что надо лавировать, искать во внешнем мире пути выживания политического характера. Это – первое. И – второе: есть материальная база для того, чтобы успешно лавировать в рамках целого ряда уступок и компромиссов. В итоге Иран меняется. Тому есть масса свидетельств. И самое главное из них, оно как бы двухсоставное – это приход к власти в 2024 году президента Масуда Пезешкиана и молчание Ирана относительно кризиса в Секторе Газа.
Масштабная атака на Израиль в 2024-м не связана ни с чем, кроме как с тем, что гордые персы не могли позволить себе подставить вторую щёку израильским военным, которые непонятно из каких соображений взяли и ударили по штабу КСИР в Сирии, который иранцы считали дипломатической территорией. Иранцы молчат, потому, что знают лучше, чем кто-либо другой, что движение ХАМАС – это не палестинская история, а исламистская. Это борьба не за государство Палестина, а борьба за исламское государство на территории Палестины. Казалось бы – исламское государство, это то, что должно привлекать Иран. Нет. Иранцы промолчали, продемонстрировав тем самым, что, в принципе, они внутри себя, очевидно, готовы рассматривать вопрос отскока от палестинской проблемы как инструмента своей внешней политики. Я объясняю это так.
И, как уже было сказано, приход к власти Масуда Пезешкиана, который прошёл почти незамеченным. Аналитикам, как мне кажется, надо было обратить на это серьёзное внимание. Пезешкиан был внесён в список кандидатов в самый последний момент. Он, конечно, профессиональный парламентарий, но он – реформатор. Хотя всё время подчёркивает, что поддерживает Рахбара, на самом деле, он реформатор. И противник линии предыдущего президента Ибрахима Раиси, погибшего в авиакатастрофе в мае 2024-го. А всем известно, что Раиси, которого Пезешкиан критикует, – «любимый сын» Рахбара Али Хаменеи. Поэтому все были уверены в том, что кандидатура Пезешкиана не пройдёт. Но именно Рахбар поставил его в этот список, для того, чтобы показать всему миру, что «мы тоже тут не лыком шиты, и у нас тут тоже есть оппозиция, которая имеет возможность подать свой голос». А потом – раз, и выбрали именно его. И все понимают, что без кивка со стороны Хаменеи он никогда бы не был избран президентом. И все задумались: что же это было?
Есть предположение, что слишком жёсткая политика Раиси, направленная на подавление любого альтернативного мнения внутри страны, педалирующая жесточайшие правила общественной жизни в рамках шариатской идеи, стали не по душе Хаменеи. Он, в принципе, человек теоретического склада (он же исламский учёный), и в какой-то момент понял, что такая манифестация экстенсивной жёсткости наносит вред не только иранскому обществу, но и идее политического ислама, в рамках которой существует современный Иран. Это же основная идеологическая база. Действия Раиси стали дискредитировать политический ислам в глазах остального мирового мусульманского сообщества.
.
.
И вот – на смену Раиси приходит президент, который первое, что делает, когда выходит на сцену, это приглашает американцев обратно к танцу. Первое! И это – очень серьёзный показатель. Больше того, Раиси прочили в преемники Хаменеи. Но, судя по всему, Хаменеи это было не нужно. Потому, что он понимал, что такой жёсткий человек, если он придёт на место Рахбара, то для Ирана это – возвращение в средневековье.
Поэтому, считаю, что если американцы предложат Ирану «мир», то иранцы, вне всякого сомнения, сразу пойдут на подобные договорённости, обставив их определёнными условиями. Они – очень умелые дипломаты и прекрасно умеют находить тропу в тумане. Но совершенно очевидно, что для иранцев – Иран важнее, чем всё остальное. И иранская политическая элита будет выбирать тот путь, который обеспечит максимальное развитие иранского общества. И этот путь чисто иранский. Иран думает об Иране также, как, например, Китай думает о Китае. И так должно быть в каждой стране. Но дело в том, что Китай нельзя сравнивать с Ираном. Китай с таким количеством населения может решать актуальные проблемы и за счёт внутренних резервов. Иран – не может. Он находится в положении, в котором ключевую роль играет система международных торговых связей. У него нет внутреннего самодостаточного рынка. Китай может закрыться от мира стеной и будет жить много столетий. Он уже это делал не единожды. Да, сегодня Китай и США находятся в бесконечном финансово-экономическом симбиозе. Американцы без Китая не могут. А Китай, наверное, может, но не хочет. Потому, что зачем же из хорошего делать среднее? Иранцы же не могут без внешнего мира. Им нужны рынки сбыта, приобретения, международная финансовая система, нужны кредиты. Им много чего нужно.
Где-то в начале 2000-х Хаменеи говорил о концепции «Взгляд на Восток» – то же, что у нас называется «Поворот на Восток». Это, в том числе, и поиск режимов партнёрства – там, а не на Западе. То есть, если против Ирана будут санкции, то иранцы пойдут на Восток – в Китай, затем в ЕврАзЭС, далее БРИКС. Всё это связано с тем, что Иран сейчас находится в стадии диверсификации своих контрактов. Что называется – не класть все яйца в одну корзину. Насколько серьёзно это движение, никто до сих пор, на самом деле, не знает. Потому, что в своё время Раиси пытался представлять «Взгляд на Восток» как свою политику, хотя никакого отношения он к ней не имел. И она у него, в общем-то, резко не получилась. Сегодня там есть определённое движение, вступление в различные восточные альянсы. Но, например, с АСЕАН у Ирана далеко не всё получается. Правоустанавливающие акты подписаны уже давно, но пока они не превратились в действующую парадигму.
Мы сейчас смотрим на это и подозреваем, что, наверное, постепенно по двусторонним контактам с Малайзией и, особенно с Индонезией, Иран будет двигаться в эту сторону – там есть для этого почва. То есть, Иран начинает диверсифицироваться. И это является, в том числе, определённой весточкой для американцев. США давит на Иран, и иранцы идут на Восток, но совсем спиной к Соединённым Штатам не повернулись. И всё-таки поглядывают через плечо: мол, если хотите, давайте налаживать отношения. И это как раз показал Пезешкиан.
И тут действительно есть хорошие перспективы. Европейцы-то хотят вернуться к работе с Ираном. И с Саудовской Аравией иранцы потихонечку навёрстывают упущенное, хотя, может, и не так быстро, и не всегда с хорошим результатом. Но, тем не менее, протокол подписан. И это уже позволяет предположить, что определённое движение там, на самом деле, будет. Но здесь, с моей точки зрения, очень важны европейцы. Они хотят вернуться к взаимодействию с Ираном. Но дело в том, что всё возвращается к тому, что американцы как-то назвали Иран осью зла, каковой он никогда не являлся.
.
.
Риторика и действительность
– Может, с подачи Израиля? Вообще, непонятно почему Иран с Израилем всё время конфликтуют?
– Израиль Ирану абсолютно не мешает. В своё время, когда закончилась война с Ираком, Иран почувствовал себя в осаде. Кругом враги. И возникло ощущение того, что, если мы, иранцы, не обеспечим себе поддержку населения Ближнего Востока, то есть, того региона, в котором мы живём, то вряд ли получится выжить. А для того, чтобы это обеспечить, надо стать чемпионом какой-то проблемы. Надо влиться в общий порыв, которым живёт население Ближнего Востока. А арабская улица в тот период жила как раз палестинской проблемой, которая в конце 1970-х – начале 1980-х стала как бы уже некой неприятной мозолью на лапках арабской политической элиты. И иранские мыслители решили, что необходимо стать самыми крупными спонсорами палестинского народа и оказывать ему поддержку. Чтобы тем самым показать арабской улице, что иранцы, несмотря на то что они шииты, на самом деле, гораздо более ближневосточные, более арабы и более палестинцы, чем все политические элиты арабских стран вместе взятые. И иранцы ввязались в эту историю. Но, а как показать, что они самые палестинские? Надо выступить и сказать, что Израиль должен быть сметён с лица Земли, а сделает это Иран.
И это стало политическим modus operandi Ирана в регионе на многие десятилетия. А сегодня они от этого просто уже не могут отказаться. Никак не получается, потому, что палестинская проблема и Израиль существуют до сих пор. И это уже как болото, которое затягивает. Потому, что эти кричат: «Мы Израиль скинем в море!» вовсе не потому, что реально хотят скинуть, а потому, что кто-то из них придумал этот лозунг, который должен притянуть на их сторону палестинцев и арабскую улицу, которая действительно хочет скинуть Израиль в море. А израильтяне смотрят на это дело: «Ах вы так, ну вот мы вам зададим!». И дальше это уже всё пошло вразнос. Это ровно то, что происходило. Никаких тут крупных политических и идеологических заморочек не было. Это была попытка Ирана выжить во враждебном окружении Ближнего Востока. Прежде всего, здесь речь идёт о «Совете сотрудничества арабских государств Персидского залива» (ССАГПЗ), который изначально формировался не как торгово-экономический, а как оборонный союз против Ирана. Экономическим он стал потом, через какое-то, достаточно длинное время. И, чтобы выжить, Иран начал с поддержки палестинцев, и соответственно, с выступлений против Израиля. А дальше взаимная история начала усугубляться. И сегодня очень важно то, что Иран сделал всё, что в его силах, чтобы дистанцироваться от нападения ХАМАС на Израиль в октябре 2023 года. В то же время Израиль в лице премьер-министра Биньямина Нетаньяху сделал всё, чтобы втянуть Иран в эту ситуацию.
– Грозные заявления в отношении друг друга Ирана и США – тоже больше из области риторики?
– Судите сами. В Иране к власти пришёл новый президент. И в первый же день после инаугурации, когда ещё правительство даже не было сформировано, первое, что он сделал, предложил американцам вернуться к обсуждению договора СВПД (Соглашение по иранской ядерной программе – Совместный всеобъемлющий план действий). Возникает вполне резонный вопрос: А с чем это связано? Думаю, что, если американцы примут решение ослабить санкции против Ирана, а, возможно, даже и полностью их снять, а за ними, что очевидно, сразу же последуют и европейцы, то иранцы не задумываясь пойдут на сближение с коллективным Западом. Как только разморозят иранские счета в западных банках. Пойдёт на сближение, со всеми вытекающими из этого последствиями для всего остального мира. И это нужно понимать. Потому, что здесь всё дело в деньгах. Как говорится: деньги есть – захаживай, денег нет – позванивай. Эта логика, на самом деле, совершенно непобедима. А к риторике нужно и относиться не иначе, как к риторике.
Достаточно сказать, что в 2025 году Иран и США провели пять раундов непрямых переговоров (при посредничестве Омана), последний из которых, как отметили участники и наблюдатели, даже завершился «определенным прогрессом».
Впрочем, запланированный на 15 июня текущего года шестой раунд не состоялся из-за очередной эскалации ирано-израильского конфликта. Израиль атаковал военные и промышленные объекты на территории ИРИ, Иран ответил тем же. США вмешались в эту «перебранку» на стороне Израиля. Но уже через двенадцать дней с начала первых ракетно-бомбовых ударов все разошлись по своим углам.
Очевидно, что главной целью схлестнувшихся сторон была не победа над противником, а демонстрация своих сил и возможностей. Каждый из участников показал, насколько он велик и могуч, и заявил в итоге, что вышел из конфликта победителем, поскольку достиг всех своих целей. При этом Иран объявил, что нынешнему этапу американо-иранских переговоров – конец.
На самом деле, очевидно, что конфликт снова закончился ничем. И, если дальше не случиться ничего неординарного, можно ожидать, что он будет в очередной раз на какое-то время заморожен. Вместе с тем, из всего этого напрашивается вполне резонный вывод: при нынешнем руководстве Иран и США никогда не договорятся – диалектическая несовместимость, требующая смены действующего политического режима либо там, либо там.
.
.
Активность, грамотность и понимание
– Как вы оцениваете современные перспективы сотрудничества России и Ирана, с учётом сближения ряда позиций, например, в энергетической сфере?
– История наглядно показывает, что российско-иранские отношения были достаточно непростые, но всегда очень тесные. И соседство с Россией, безусловно, оказало огромное влияние на Иран. Естественно, были периоды сближения и отдаления, что выливалось как в русско-персидские войны, так и в обоюдовыгодные соглашения о сотрудничестве. Всем известна трагическая история Александра Грибоедова – русского писателя, историка, востоковеда, дипломата и посла Российской Империи в Персии, который там погиб. Даже Стенька Разин имеет свою персидскую историю. Ведь он какое-то время держал под контролем острова недалеко от персидских берегов в Каспийском море, в котором пиратствовал. Поэтому те острова даже называли «иранская Тортуга». И, кстати, та княжна, которую Разин, по известной песне, вроде как бросил в набежавшую волну, была дочерью одного из персидских начальников. Известно и то, что в своё время подготовкой иранской гвардии занимались русские казаки – будущий шах Ирана и основатель династии Пехлеви как раз служил в той самой Персидской казачьей бригаде, а затем и возглавлял её.
Классический образчик взаимоотношений между двумя великими державами – Россией и Ираном – описал Николай Фёдорович Каптерев в своей книге «Характер отношений России к православному Востоку в XVI и XVII столетиях». В ней, в частности, рассказывается, что у повелителей Российской империи и Персии была традиция обмениваться подарками. Причём, её соблюдали даже во время ведения между странами боевых действий. Так, генералу Ермолову, ещё при Александре I, пришла идея сделать хрустальную кровать в подарок персидскому шаху. Дело в том, что тогда вся Европа сходила с ума по изделиям из горного хрусталя, и в Персии за такими тенденциями моды тоже внимательно следили. На этот проект было выделено 45 тыс. рублей – на Петербургском стекольно-хрустальном заводе стали делать кровать: на медной основе с хрусталём, в подножии – три фонтана. Но Александр I умер, однако Николай I принял решение продолжить этот проект. Когда кровать была готова, её отправили обозом в разобранном виде в сорока с лишним запечатанных ящиках. Доставить посылку в Персию было приказано поручику Новикову, второй задачей которого было вести разведку на местности – делать записи, отмечать важные детали на карте, чтобы, в случае чего, русским войскам было легче наступать. С ним, конечно, отправили и мастеровых, которые должны были собрать кровать уже на месте.
Четыре месяца они шли обозом до Астрахани, потом ещё месяц добирались морем до иранского Гиляна. Но тут началась очередная русско-персидская война. Естественно, иранцы их похватали на своём берегу Каспийского моря и посадили в кутузку, где держали довольно долго. Но затем, когда русская армия стала побеждать, персы, на всякий случай, выпустили посольство поручика Новикова, и повезли в Тегеран – к шаху. Однако путь оказался долгим и тяжёлым, и все мастеровые поумирали в пути – из всего обоза остался только сам поручик. А поскольку он был человек очень дотошный, то ещё перед началом путешествия записал перечень запчастей и систему их сборки. В итоге он сам собрал хрустальную кровать шаху, который был настолько потрясён подарком, как, впрочем, и героическим подвигом поручика, что хотел очень щедро его наградить. Правда, Новиков не мог принять дары, поскольку был человеком военным, и ему нужно было разрешение российского императора. Поэтому, сделав дело, поручик отправился в обратный путь – домой. Конечно, Николай I компенсировал ему награду персидского шаха, которую поручик не принял, – и денег дал, и в звании повысил. И, как считал Каптерев, судя по всему, Новиков закончил свою службу военным комендантом Севастополя.
Что касается перспектив нынешнего сотрудничества, здесь очень многое будет зависеть от активности России и грамотности предпринимаемых в направлении Ирана шагов. При этом, как и у России, у Ирана – свой путь развития. Поэтому иранцы никогда не будут делать ничего, что для них может быть невыгодно, вредно, а, тем более, опасно. Это нужно чётко понимать.
Беседу вёл Денис Кириллов
ЧАСТЬ I – здесь: